В каждой избушке свои погремушки: рецензия на фильм Hereditary

Оккультизм и рукоделие
9/10

Фигуративный дьявол носит Prada, а настоящий предпочитает домотканые сорочки, вязаные носки и прочее макраме. Так что и от своих слуг он требует не столько периодических жертв, сколько усидчивости – попробуй, например, сорок дней носить подмышкой яйцо черного петуха! В наш цифровой век люди, которые что-то вдохновенно и подолгу мастерят руками, вызывают долю подозрения, будь то изобретатели-мегаломаны, бабушки, продающие DIY-салфетки у метро или нервические художницы.

Главная криминальная новость этого года – печально громкое убийство на подводной лодке, - вызвала у общества ужас, но не удивление, потому что современная культура ужаса как раз-таки его притупила. Если герой что-то строит, то другим лучше не соваться в созданные им конструкции (например, картонные лабиринты аутичного мальчика из замечательного рассказа Джо Хилла «Добровольное заключение»). Если он или она шьет, то однажды ему понадобятся расходные материалы из других людей – как в проходных ужастиках вроде «Мэй» (2002) или практически копирующего его The Melancholy Fantastic (2011). Но у нас на повестке дня гораздо более амбициозный проект – фильм «Наследственность», (он же «Наследственное», он же «Реинкарнация»), банальная концепция которого, заданная названием и слоганом «каждое семейное древо скрывает свой секрет», получила более чем достойное воплощение.

Надо отметить, что отделить сам фильм от всей той медиа-шумихи, которая сопровождала его со дня премьеры на «Сандэнсе» - а это целых пять месяцев, - уже не представляется возможным. Ни одной недели не проходило без нового постера, трейлера, ролика, кричащей рецензии («самый страшный фильм года/десятилетия/после “Экзорциста”) или городской легенды в стиле «людей посмотревших сойдут с ума».

.

Не обходилось и без креативного партизанского маркетинга вроде магазина с самодельными игрушками из фильма на Etsy, но на протяжении всей кампании была очевидна ее абсурдность. Ведь таким образом нас пытались познакомить (и в каком-то смысле подружить) не с героями заведомо долгоиграющей франшизы вроде «Заклятия», которые будут кочевать из фильма в фильм, а с людьми, которые по закону standalone-хоррора должны быть пущены в расход.

Да и, в конце концов, сам поход на фильм такого жанра подразумевает шаг во тьму, а не поездку к родственникам (которые, конечно, наглухо поехавшие, но ты к ним уже привык). Фокус удался лишь потому, что у авторов фильма получилось собрать действительно пеструю компанию, выгодно отличающуюся от других семей из суеверных хорроров в духе недавнего Pyewacket (2017).

Героиня Тони Коллетт, Энни, выглядит как типичная героиня Тони Коллетт («Бархатная золотая жила», «Гласленд»), которая прошла курс реабилитации, но грозит вопреки трудотерапии скатиться в ад зависимости.

По сюжету Энни страдает лунатизмом: «Я больше не лунатичка!» - уверяет она своего сына, но озвучиваемые по ходу фильма жутковатые истории из ее молодости намекают на то, что за этим эвфемизмом от детей скрывают гораздо более приземленные проблемы матери. Вспомогательный персонаж отца (Гэбриел Бирн) с его подчеркнутой тактичностью и заботой о детях намекает на то, что в этой версии может быть доля правды.

15-летняя Милли Шапиро, в посвященных которой обсуждениях самые воспитанные пользователи Reddit пишут «не дай бог мне увидеть фильм, где она сыграет вместе с Милли Симмондс из “Тихого места”», похоже, исполнила роль всей своей жизни.

Ее Чарли достойна одного из первых мест в списке самых тревожных детских персонажей хоррора. Ее брату Питер (Алекс Вулф), помимо его воли, навязана роль «проблемного» ребенка, поскольку его перманентная обдолбанность – удобный предлог не замечать то, что младшая девочка режет головы мертвым голубям и навязчиво щелкает языком чаще, чем твоя Жанель Моне в “Make Me Feel”.

via GIPHY

Наконец, есть бабуля, которая на момент начала фильма уже мертва и будет, если не считать пары неожиданных явлений, показываться только на фотографиях – в духе культовой российской пугалки «Прикосновение». И, конечно, дом – заклеенный самыми стильными обоями со времен женских психохорроров 70-х (а-ля «Давайте напугаем Джессику до смерти») и по милости Энни заставленный кукольными диорамами вроде тех, что создавала «мать криминалистики» Фрэнсес Глесснер Ли.

Раз уж зашла речь о «Прикосновении», то трудно не заметить, как забавно перекликается западная поделка Ари Астера с (вероятно, не виденными им) образцами постсоветских «сектантских» хорроров. Наверное, это будет более очевидно, когда наконец-то выйдет экранизация «Насти» Владимира Сорокина.

Но к созвучному им юмору висельника режиссер пришел через другую традицию – возможно, заложенную самой компанией A24, взявшей под свое крыло «Наследственность»: как-никак, в ее обойме числятся такие знаковые трагикомедии, как «Человек-швейцарский нож» и «Лобстер». «Наследственность» - тоже по-своему смешной фильм. Местами просто забавный (если на сеансе не оказалось людей, следом за Чарли щелкающих языком в самых неподходящих моментах – значит, вы смотрели фильм в одиночестве), местами доводящий до истерики – в конце концов, переживание горя – это процесс, внешне часто напоминающий самопародию. Даже трейлер «Наследственности», который по ошибке показали австралийским детям перед «Кроликом Питером», казался очередной «партизанской» шуткой маркетологов.

Определения «суеверный» и «сектантский хоррор» не зря просятся на язык вместо привычного «сверхъестественного хоррора». Суеверие – это, прежде всего, вера в некий непроявленный порядок: нельзя произносить запретную фразу, а то мертвые заберут твою семью («Прикосновение») и прочее step on a crack, break your mother's back. Кому-то изображение таких закономерностей в фильме придется не по вкусу: например, сцена, в которой мать пытается сжечь книгу и видит, как на ней самой загорается одежда, кажется чересчур банальным образцом симпатической магии – особенно для фильма, значительная визуальная (но не нарративная) часть которого вертится вокруг кукол. Но следует все же помнить, что куклы в «Наследственности» создаются как способ борьбы с травмами, а не нанесения травм – это один из сюрпризов, который создатели фильма все же умудрились преподнести зрителю вопреки агрессивной медиа-кампании.

Другой сюрприз, который все чаще преподносит нам жанровое кино в целом, касается того, что эти суеверия оправдываются – не в том плане, что мертвая бабка будет шастать по дому, скрипя половицами, а в том, что помимо ситуативных столкновений с потусторонним, героям будет открыт весь тот самый иной порядок, во имя которого заварилась ритуальная каша – во всей его красоте или неприглядности. Светлую сторону такого сюжета продемонстрировал, вопреки названию, ирландский фильм «Песнь тьмы» (2016). «Наследственность» - это его темная сторона, над которой, как в охотничьем салоне из юнгеровского «Гелиополя», висит табличка «Behemot et Leviathan existent».

Когда фильм сравнивают с «Экзорцистом», то вряд ли в этом смысле – что, мол, есть зло, а есть добро, чьи атрибуты это вера, любовь и жертвенность, - и эти две силы обречены время от времени сталкиваться. В «ритуальных» хоррорах последних лет – той же «Ведьме» того же A24 – вообще не очевидно, что зло злое, а добро есть. В них нет священника, который был обязательным «оккультным детективом» прошлого, периодически уступая эту роль психоаналитику. Церковь не выдержала бы конкуренции с твердыней дома из «Наследственности», где традиционное женское «делание» - рукоделие – сплелось с «Великим деланием» из оккультных трактатов прошлого. К «Экзорцисту» скорее отсылает несколько примитивных и мощных сцен, которые у маркетологов фильма хватило ума не включать в очередные трейлеры. (Правда, трейлеры равно умалчивают и о том, что между такими сценами хватает балласта с традиционными спиритическими сеансами – к счастью, лихорадочный дух фильма коснулся и этих филлеров.)

Бюджет в $10 млн – это вдвое больше, чем у самых громких хорроров A24. «Наследственность» - самый крупный хит в обойме дистрибьютора за 2018 год, горой нависающий над геймановским фэнтези «Как разговаривать с девушками на вечеринках» и заранее затюканным критиками новым фильмом Дэвида Роберта Митчелла («Под Силвер-лейк»). Агрессивное присутствие «Наследственности» в медиа сыграло с картиной злую шутку – только представьте, каково было бы идти на нее, не видев заранее ни кадров с Тони Коллетт напротив человека-факела, ни разбивающего себе нос об парту Алекса Вулфа.

Но кейс «Наследственности», тысячу раз препарированной до ее долгожданного театрального релиза, может пойти на пользу жанру в целом. Пусть боги кинопрома задумаются о том, что реклама фильма должна снова стать аналогом того, как светская дама в XIX веке мельком приоткрывала лодыжку, а не перформансом эксгибициониста, с криками гоняющегося за зрителем по парку.

И тогда, как писала бабка в своей записке, адресованной Энни, «жертва померкнет на фоне вознаграждения».

Marina Moynihan Страница автора в интернете

Фантастическое кино - это всегда кино политическое. Оно популярное и подрывное, а значит, опасное. (Жан Роллен)