Не взрыв, но всхлип: рецензия на 4 сезон сериала "Черное зеркало"

Обманчивый алармизм
8/10

В некоторых русских переводах знаменитого стихотворения Элиота вместо «взрыва» фигурирует «гром», а вместо «всхлипа» - «вздрог», но в нашем случае сути это не меняет. Снова команда Чарли Брукера разряжает в зрителя полный магазин, и снова каждый эпизод – лишь короткое мгновение страха.

Страха, который легко спровоцировать и так же легко выбросить из головы – отсюда и лавина назойливых комментариев о том, что «мы уже живем в мире Черного Зеркала» вокруг любого мало-мальски зловещего заголовка. «Подросток продал почку ради iPhone». «Нейросеть постит в Facebook вместо умершего пользователя». Зрители играют в игру «это уже было в Черном Зеркале», сознательно закрывая глаза на подмену: все прекрасно знают, что шоу не делает прогнозов, а лишь доводит до абсурда уже существующие угрозы (а порой и вовсе безобидные «фичи» дня сегодняшнего). Но все же этот порционный, четко артикулированный алармизм сериала не так-то прост.

Пока другие авторы убивают мир одним махом, Брукер откалывает от него по кусочку и сеет зерна сомнения квадратно-гнездовым способом. Его генератор мрачных сценариев многих утомил еще на третьем сезоне, когда старые лекала сюжетов уже невозможно было спрятать за футуристичными декорациями. Эти лекала переняты у мрачных собратьев О’Генри – Роальда Даля, Джона Кольера и им подобных авторов, во многом повлиявших на столь значимую для Брукера «Сумеречную зону». Их метод гласит: «Если в данных обстоятельствах что-то теоретически может пойти не так, то так оно и случится, а исход будет уморительно кошмарным».

И «Черное зеркало», при всех его акцентах на ближайшем будущем, невольно повторяет выкладки архаичных фантастов.

В свои лучшие моменты шоу дотягивает до уровня Харлана Эллисона (оцените способ пытки в USS Callister!) и душераздирающих историй Джеймса Типтри-мл. В худшие – падает с этого фантастического олимпа до уровня конвейерных крипипаст: в черном-черном городе, на черной-черной улице есть «Черный музей» (Black Museum), хозяин которого рассказывает черные-черные истории. О том, как жила-была девочка, а потом ее душу (воспоминания, секреты – подставить нужное) загрузили в облако. Или: жил-был мальчик в симуляторе приключений (отношений, прошлого, etc)…

Но, несмотря на это, «Черное зеркало» с его черными анекдотами остается более эффектным, чем многие полнометражные апокалипсисы.

Второе «несмотря на» также касается формы, а не содержания шоу. Самая большая ирония «Черного зеркала» - сериала, который так часто обращается к теме зависимости от технологий и усталости от технологий (т.н. techno-fatigue), - заключается в том, насколько аккуратно он сам вписался в круговорот потребления. О том, что Netflix выпускает проекты по принципу «чем больше, тем лучше», не шутил только ленивый. Народная любовь к его сериалам велика, но в ней есть элемент зависимости и безвольности.

Поэтому самому Netflix’у отводится роль практически отрицательного персонажа – своего рода дилера. «Я запоем/как зомби смотрела новый сезон «Черного зеркала» - настолько очевидный каламбур, что к нему даже не надо добавлять привычное «словно я сама живу в мире «Черного зеркала».

Даже в простодушной фразочке “Netflix and chill” (которая со временем превратилась в эвфемизм приглашения к сексу) звучит это тревожное эхо – намек на сиюминутные удовольствия. На сиюминутные переживания, когда на экране рушится чья-то жизнь. На расставания без сожалений.

К Чарли Брукеру приходят именно за сиюминутной болью и переживаниями – продлить их нельзя, но можно увеличить интенсивность (раз ты уже зависим). Совсем как произошло с одним из героев серии «Черный музей», который в буквальном смысле подсел на чужую боль. К слову, это одна из немногочисленных историй «Черного зеркала», которая корнями тянется не к сайфаю 60-х, а к более поздней трансгрессивной фантастике типа Клайва Баркера и Кэти Койи – возможно, потому что сюжет адаптирован из рассказа Пенна Джилетта, а не написан по старинке самим Брукером.

Итак, «Черное зеркало» - новеллы о потреблении, которые рекурсивно замыкают зрителя в цикле потребления. Причем довольно незатейливые новеллы: лишь на первый взгляд кажется, что сюжеты шоу – сплошной high-concept. На деле в сердце каждой лежит довольно простая предпосылка или метафора. Что, если гейм-мастер – одновременно и главный злодей? Что, если навсегда соединить мать и ребенка искусственной пуповиной? Что, если (технически) мертвый родитель сможет остаться «воскресным папой»?

Один из самых любопытных эпизодов четвертого сезона, Hang the DJ, тоже вроде бы базируется на простой  предпосылке: что, если найти партнера было бы так же легко, как выпить стакан воды? Особо и искать-то не надо: тоталитарный Тиндер сам организует свидание и проследит, чтобы вы не сбежали раньше положенного времени. Но запустить генератор чисел, который сведет в одной постели двух случайных людей – не проблема. Проблема – вычислить среди тысяч потенциальных партнеров того самого «окончательного спутника жизни». Этот эпизод – отличная фантазия на уже малость приевшуюся тему нейросетей и непостижимости процесса принятия ими решений. Диктаторская сеть, которая твердит страдающим героям, что всё случается с определенной целью, на удивление не обманывает.

И в кои-то веки сериал оставляет зрителю право выбрать финал себе по вкусу: захочешь – увидишь в открывшемся «великом замысле» утопию, а нет – различишь в нем окончательно сомкнувшиеся тиски техно-диктатуры.

Hang the DJ интереснее собратьев по обойме еще и с визуальной стороны: это один из тех эпизодов, где можно мельком увидеть «линчевское» пустое пространство, прежде чем один виртуальный фантом сменится другим. А вот финальный Black Museum обустроил похожее «несуществующее» пространство по образу и подобию хваленого «Прочь» Джордана Пила, поэтому с визуальной точки зрения он менее примечателен.

Но «менее примечателен» в случае «Черного зеркала» не означает «безынтересен». Если уж создатели фильма научились поддерживать в часовых эпизодах с предсказуемыми твистами такой градус напряжения, которым похвастается не любой двухминутный трейлер, то неудивительно, что им удалось наделить негуманоидного робота харизмой Антона Чигура (Metalhead).


«Черному зеркалу» вредит не визуальный минимализм и концептуальная простота, а его, пардон за тавтологию, чернота. Каждый сезон, начиная со второго, сопровождали ахи: «Сериал стал еще мрачнее!» Как мы уже говорили, продлить это сиюминутное ощущение погружения во мрак нельзя, но можно его повторить – даже в рамках одной серии, воспроизводя мрачный сюжетообразующий ход ad absurdum (Crocodile).

Но записать ее смехотворный финал в список грехов сериала на выйдет: как бы там ни было, «Черное зеркало» всегда было кривым зеркалом, черной комедией. Тот, кто досмотрит серию Metalhead, вряд ли будет смеяться в конце – но если проговорить сюжет вслух, не вдаваясь в графические детали, прозвучит и впрямь как анекдот.

Не зря мы в начале поминали О’Генри, сотоварищи – жертвы, на которые идут герои «Черного зеркала», так же комично бесполезны, как в «Дарах волхвов», только на кону может оказаться целая жизнь (и это еще не самая высокая ставка. Для некоторых персонажей «ЧЗ» физическая смерть – неплохая перспектива). И как символично, что сериал снова вышел в рождественские дни!

Будучи столь архаичным по форме, «Черное зеркало» дополнительно заигрывает с ретро-эстетикой. Иногда - в деталях («транслятор воспоминаний» в Crocodile выглядит как древний аналоговый телевизор. Героиня последней серии идет смотреть сайдшоу рядом с заправкой, и хотя ее машина заряжается от солнечных батарей, окружающий сеттинг – «пятидесятее» не придумаешь.) В других случаях ностальгические сценки обусловлены сюжетом: так было с полюбившимся многим «Сан Джуниперо» (3 сезон), так произошло и с одним из новых эпизодов, трейлер которого заинтриговал зрителей пародией на ретрокосмические сериалы типа «Звездного пути»:

USS Callister примечателен тем, что в нем дает трещину не просто условное будущее, воображенное в отдельно взятой серии (хотя есть мнение, что все серии «Зеркала» принадлежат к одной вселенной). В «Каллистере» рассыпается сама концепция шоу, его негласный девиз: «будущее кошмарно». Потому что в «Каллистере» будущего не существует.

Технически оно, конечно, никуда не делось: если в мире, где компания Callister разрабатывает свою иммерсивную игру по мотивам ретро-сериала Space Fleet, идет условный 2018-й год, то наступит и 2019-й. Но будущее перестало существовать как продолжение вектора, ведущего из прошлого через настоящее. Современные философы озвучивают два симптома постмодернистского «исчезновения будущего»: а) повальная ретромания и б) превращение анахронизмов в норму - такую, какую мы наблюдаем в мире «Каллистера» и в нашем собственном мире. (Кажется, я только что примкнула к людям, которые пишут «мы уже живем в мире «Черного зеркала»!)

Марк Фишер пишет: «Звездные войны» – особенно яркий пример постмодернистского анахронизма, поскольку они используют высокие технологии, чтобы замаскировать свою архаичную форму». И приводит другой красноречивый пример: подобно тому, как Kraftwerk использовали технологии для создания новых музыкальных форм, запустившийся в последние годы «режим ностальгии» использует их для бесконечной репликации старых. Топовые киностудии давно поставили этот «ностальгический режим» себе на службу, из года в год продуцируя высокобюджетные вариации комиксов 30-х годов.

Франшиза «Черное зеркало» - тоже ностальгический продукт. Но копируя форму хоррор-антологий 60-х, сериал умудряется смеяться над собственным «попаданчеством».

В самом ироничном моменте сезона ретрофутуристичный экипаж «Каллистера» с надеждой приговаривает: «Наконец-то мы умрем» - и зритель слышит в этих словах мольбу о том, чтобы 60-е, 70-е и 80-е, чьи призраки не дают покоя кинематографу 2010-х, наконец-то почили с миром.

В остальном Брукер проговаривает типичные социальные фобии – четко, по слогам, иногда сгущая краски до невозможности, методично и механистично – но это и к лучшему. Проговаривать травмы современности пытаются многие сериалы, и порой на руку их авторам играют не только технологии, но и сюрреализм самой сегодняшней реальности – как произошло, например, с последним сезоном «Американской истории ужасов». Получается злободневненько, но вымученно: в одну сюжетную линию приходится впихивать столько глобальных консёрнов и легко считываемых отсылок, что вместо стройной истории выходит гирлянда из мемов.

А «квадратно-гнездовой» Брукер тем временем  лупає сю скалу – и откалывает по кусочку. Способ не изящный, но надежный. И даже при таком способе кое-где мелькает мысль, что гаджет – это просто гаджет, а не дьявольская присоска, которая высосет из твоего виска все человеческое и закачает взамен набор шайтан-алгоритмов. Упуская этот намек, зритель становится еще большим циником и паникером, чем сам Брукер.

К слову, когда Элиота спрашивали, откуда взялось то самое стихотворение «Полые люди» с его знаменитым финалом – «Вот как кончится мир / Не взрывом, но всхлипом», - он отвечал, что поводом для написания стала «субъективная неудовлетворенность мелочностью жизни». Но современники поэта, втиснутые между двух мировых войн, все равно видели в этих строчках картины апокалипсиса.

Marina Moynihan Страница автора в интернете

Фантастическое кино - это всегда кино политическое. Оно популярное и подрывное, а значит, опасное. (Жан Роллен)