Максим Сорокін Хоррор плоти: рецензия на фильм «Суспирия»
Мы долго не хотели браться за рецензию на «Суспирию» — один из самых красивых, мощных и сложных фильмов 2018 года. Не ремейк, не совсем духовный наследник оригинального фильма Дарио Ардженто, но при этом абсолютно поразительное произведение. Но все же взялись. И он забрал нашу душу.
Современный хоррор — как и практически любой качественный кинопродукт — последнее время активно развивает созданные ранее мощные оригинальные идеи. Эпоха тотального отвлечения внимания ставит сценаристов и режиссеров в жесткие рамки: как зафиксировать внимание потребителя контента на чем-то дольше, чем забавный пост в соцсетях? В ход идут спецэффекты, раскрученные личные бренды актеров, передовой визуал и референсы к медиа-повестке различной степени актуальности.
Тем не менее, основной зачастую является проверенная временем идея с приставкой «культовая», для которой создают сиквел или ремейк, при этом беря на вооружение атмосферу того времени, вызывающую чувство ностальгии. Перечислять фильмы и сериалы, использующие ретровейв в своих целях — дело бессмысленное, ведь из этого получится неплохой watch-list, львиная доля которого уже явно была отсмотрена вами.
Именно этого и ожидали от Луки Гуаданьино, который взялся снимать ремейк iconic-хоррора Дарио Ардженто о ковене ведьм под прикрытием немецкой танцевальной школы и на фоне готической эстетики. Все ожидали, строили теории, а режиссер Call Me By Your Name взял и снял абсолютно другой фильм — бережно перенеся идеи оригинала в мир гораздо более страшный, чем театральные моря крови и повешения. Он перенес его в реальность.
Не подумайте, Лука Гуаданьино бесконечно влюблен в оригинальную «Суспирию», все-таки действие в нем происходит в год выхода оригинала. Он даже признавался, что всегда мечтал снять свою версию истории. И зашифровал свою любовь в невероятно красивой детали: возлюбленную психотерапевта Йозефа Клемпетера (в сотый раз упоминать в основном тексте, что его сыграла Тильда Суитон, как-то немного неуместно), трагически сгинувшую в концлагере Терезиенштадт, играет Джессика Харпер — актриса, сыгравшая Сьюзи Бэннион в оригинальной «Суспирии». В новом фильме она лишь призрак: тот самый вздох пополам с волнительным ожиданием расплаты или забвения из-за пережитого ужаса, показывающий, как же далеко мы сейчас от сюжета 41-летней давности.
Главный представитель необычного жанра «джалло» рассказывал свою историю без привязки к сюжету: вещи на экране протекали согласно задумке режиссера и подчинялись правилу «события происходят, потому что это красиво, сексуально и страшновато». Кровь, красная палитра, долгие мучительные сцены жестокости, заставляющие неловко ерзать на стуле — это круто, за это мы и любим джалло (если вы не любите, не понимаем, зачем вообще это читать?). Однако если бы это было простой пересъемкой истории с новыми актерами, то не запомнилось бы ничем, кроме самого факта очередной ремейк-галочки. Новая Suspiria стала чем-то гораздо большим - и гораздо ближе к формату хоррора.
Режиссеру очень повезло со сценаристом: Дэвид Кайганич, в отличие от Гуаданьино, смотрит на фильм 1977 года не как на канон, а как на материал, требующий исправления ошибок в драматургии и адаптации для современного зрителя — не такого впечатлительного, но гораздо более избалованного и жадного к сильным эмоциям. Хватая это желание, он направляет на него свет и создает из него огромную тень на стене, расширяет рамки сюжета, при этом делая посыл максимально густым и концентрированным.
Танцевальная школа в Германии — есть. Талантливые молодые танцовщицы престижного заведения — в наличии. Великая и могучая руководительница мадам Бланш тоже на месте. Ковен ворожей, обсуждающих на кухне, как лучше использовать девушек для своего ритуала тоже получает галочку. Казалось бы, ничего необычного: Гуаданьино не скрывает их суть да и вообще максимально раскрывает карты перед зрителями оригинала. Но с первых же сцен нас погружают во вполне внятный по меркам оригинальной «Суспирии» сюжет, в котором главной героине отводится своя — но далеко не центральная, роль.
Следуя зову страсти к развиваемой Ардженто мифологии о Трех Матерях (которая на самом деле не его, но об этом следует рассказать в отдельном материале), Гуаданьино по полной раскрывает потенциал женской власти и того, как ей приходилось и приходится выживать в условиях мира, Часы Судного Дня которого зависли на отметке без пяти минут полночь.
Для этого как нельзя лучше подходит Берлин — великий, страшный и прекрасный город, который так любят современные кинематографисты. Параллельно с фильмом мы узнаем подробности печально известной немецкой осени 77-го, когда леворадикальная группировка RAF убила промышленника Ханса Шлейера и захватила самолет с требованием освобождения из тюрьмы их соратников. В городе стрельба, сам город разодран в клочья берлинской стеной, а прямо возле этого гигантского шрама на теле Европы стоит танцевальная школа мадам Бланш. Никаких барочных интерьеров — лишь холодный камень, вечные дожди и строгий дизайн ФРГ и ГДР 70-х.
Школа выжила во времена нацизма благодаря мадам Бланш, и продолжает делать это сейчас. Причина - в строгой дисциплине, коллективной ответственности и коллегиальных решениях по поводу вертикали власти и должности условного генсека. Иными словами - ковен ведьм по своей структуре напоминает тот самый НСДАП, с той лишь разницей, что старые методы служат интересам другой группы.
Главной формой выражения власти является знаменитый танец «фольк», изобретенный мадам Бланш. Танцевальные номера в новой Суспирии» — отдельный вид искусства, который не поддается простому описанию, по сути являясь главной хоррор-составляющей фильма. Кровь и жестокость здесь абсолютно не пугает, ее можно считать оммажем к оригиналу. Именно танец пугает по-настоящему. Это однозначно язык искусства, но гораздо больше — язык боли, страданий, ритуальной смерти и перерождения. Построенный на взаимном притяжении и отталкивании, он максимально обезличивает каждую его участницу, одетую алые костюмы, едва скрывающие тело, но абсолютно не сексуализирующие его. Это аналог ежегодного военного марша по нюрнбергскому Zeppelinplatz, страшно и завораживающе одновременно. Даже само название «фольк» отсылает к этому.
Таким образом Гуаданьино умудряется как показать силу и жизнеспособность женского начала во власти, так и осудить вакуум и замкнутость того общества, которое создали ведьмы вокруг себя. Единственная разница между нацизмом и радикальным матриархатом — в цветах формы и активном противопоставленнии гендера. Это сильная мысль, которую было очень легко испортить. Малейшая ошибка значила бы провал. Но, как и в Фольке, все движения выучены наизусть, а нежелательные элементы удалены.
Поэтому-то кульминационная сцена главного шабаша, на котором присутствует Мать Маркос, поражает вовсе не кровавой расправой, а непрекращающимся надрывным ритмом танца его участниц. Это тот самый джалло-элемент детализированной жестокости, но дистилированный и выведенный в абсолют для зрителей. Та самая огромная тень на стене, которая заставляет наконец-то отложить телефон и не отводить взгляд от экрана. Зрителю страшно, некомфортно, он уходит или приковывается к стулу — отлично. Значит система работает.
«Суспирия» Луки Гуаданьино работает как настоящий хоррор не потому что в нем есть элементы добра и зла, а потому что вводит зрителя в состояние эстетического шока, выбивая из-под ног почву привычной дихотомоии миропорядка. Сначала невероятное внимание к деталям интерьеров, одежды и даже посуды дарит ощущение комфорта от ретро-атмосферы 70-х. Которое вырезается у нас без наркоза и одновременно показывается нам на экране.
На эмоции боли, страха и ритма работает все: от идолоподобной внешности Тильды Суинтон, которую сложно оценивать простыми актерскими категориями, до музыки Тома Йорка. Сюда бы отлично подошли и Swans, но вокалист Radiohead просто перекладывает на ноты клиническую депрессию и замыкая эмоции от визуала и актерской игры в едином почти трехчасовом пространстве.
Берлинская стена, фольк, история психиатра Клемпетера — все это разные воплощения одного и того же шрама. Прямо на месте, где у старой-доброй Европы должно быть сердце. Вырезанное в ритуальном действии той самой страшной войны, Холокоста, «окончательного решения», расстрелянных узников Терезиенштадта и задушенных циклоном «Б» в других лагерях. В итоге Мать Суспириорум, Мать Вздохов или Черная Королева — самая старая из Матерей — начинает дарить не смерть, но забвение. Оно не искупляет вину или последствия содеянного. Оно делает причинно-следственную связь времени бесполезной, даря свободу.
В итоге «Суспирию» следует назвать настоящей деконструкцией хоррора. Он снова делает актуальной фразу Теодора Адорно о том, что писать стихи после Освенцима —это варварство. Гуаданьино, кажется, с ним не согласен, все же он снял потрясающую мелодраму. Писать стихи можно, да и все можно. Но нужно быть готовым к тому, что воспринимать прекрасное нужно по-другому. Этим фильм напоминает запись операции на сердце крупным планом — долго, затянуто, страшно и порой мерзко. Но для некоторых полезно и даже необходимо.
