Одиссея скорби: рецензия-обсуждение фильма «Земля кочевников»
В украинском прокате, почти поглощенном локдауном, идёт безусловный оскаровский фаворит этого года – фильм «Земля кочевников». В нем постановщица Хлоя Чжао показала, что понимает суть «американской души» не хуже Клинта Иствуда, и дело, как оказалось, не только во Фрэнсис Макдорманд. Декан и преподаватель Украинской евангельской теологической семинарии Денис Кондюк вместе с главредом Flashforward Magazine Максимом Сорокиным рассказывают, как же режиссёрке всё это удалось.
Денис: Китайско-американская режиссёрка Хлоя Чжао в своих фильмах пытается дать голос реальности американской души, и самой реальности и ландшафту США. Чжао создала почти новый стиль кино, используя в своих фильмах актёров, играющих себя как персонажей и проживая на экране почти свою жизнь. Она пошла дальше Содерберга в переплетении вымысла, документалистики, правды жизни тех, кого мы наблюдаем на экране. «Земля кочевников» продолжила эту традицию, но в этот раз увеличив масштаб происходящего. Почему этот фильм так глубоко задел зрителей и критиков по всему миру, и особенно в США?
Есть лишь путь
Очевидно, что «Земля кочевников» – это роад-муви, со всеми вытекающими последствиями. Но это и намного больше. Это действительно американская Одиссея о человеке оставившем дом, чтобы найти его, вернуться в него. И, как и у Одиссея, у Ферн (Фрэнсис Макдорманд) проблема в том, что возвращение домой оказывается намного сложнее, чем просто перемещение в пространстве. Может казаться, что её устраивает её фургон, и что это и есть новый дом, но это не совсем так. Ей следует пройти внутренний квест «принять и отпустить», чтоб обрести то, что утеряно.
Максим: Кочевническая жизнь Ферн – это в какой-то степени реализация концепции «великого отказа» Герберта Маркузе. Исходя из его понимания, что воображение связывает действительное с возможным, «Земля кочевников» показывает нам, как своего рода утопическая реальность свободы согласуется с максимально зависимым от вещей миром позднего капитализма. В предновогодние дни Ферн работает на упаковке товаров для Amazon – а более четкой артикуляции маркузианского тезиса о «цивилизации, околдованной вещами», сложно придумать.
Денис: Ферн также не готова согласиться на новый дом, который ей предлагает перезагрузивший свою реальность и осевший Дэвид (Дэвид Стрэтэйрн). Очевидно, что ей важно пройти свой путь до конца, а остановка из-за сломанного фургона, или возможных новых отношений не является конечной. Подобно разбитому сервизу, собранному и подаренному отцом, Ферн нужно прогоревать свою разбитую жизнь до конца, осознать невозвратность происшедшего, собрать и оставить свои камни.
Максим: И для этого ей, очевидно, нужно добиться полной свободы. Да-да, опять Маркузе. Ферн выходит за пределы «одномерного мышления», того самого, по мнению философа, «в котором идеи, стремления и цели, выходящие по самому своему содержанию за рамки установленного мира суждений и поступков, оказываются либо отвергнутыми, либо сведенными к языку этого мира». То, что восхваленное критиками американское кино об «американской душе» так глубоко интегрировало левые идеи, полностью объясняет, почему фильм так триггерил определенных личностей внутри США и за его пределами. Но то, как растет уровень рефлексии в кинематорафе, не может не радовать.
Денис: Отправившись к сестре, чтобы одолжить деньги на ремонт, Ферн раскрывает ещё одну сторону своего пути – она находится в движении всю свою жизнь. Путешествие началось не со смертью супруга и потерей работы, оно началось с поиска своего места в мире ещё с молодости.
Ферн может найти дом только буквально вернувшись в свой дом, оставить его снова, вместе с воспоминаниями (она не может оставить вещи из прошлого в начале картины, но отдаёт всё в конце), и заново открыть для себя путь в виде из «своего» окна, путь новой памяти.
Максим: «Земля кочевников» очень красиво цитирует культовые американские вестерны, а именно «Искателей» Джона Форда. В одной из финальных сцен Фэрн выходит из дома, который когда-то был для нее родным. Огромные просторы – один из главных приемов любого хорошего вестерна – открываются нам через дверной проем, в который уходит как герой Джона Уэйна, так и героиня Фрэнсис Макдорманд. Следом за ними направляют и зрителя, ведь камера делает наезд вперед. Учитывая, что «Искатели» сняты во время заката классических вестернов, когда ценностные ориентиры мира изменялись, такая отсылка придает «Земле кочевников» большую силу, а Хлое Чжао – еще +10 очков в моем личном фанатском рейтинге кино об американском фронтире.
Люди
Денис: Мы встречаем много людей, играющих самих себя и рассказывающих полудокументальные истории. Здесь есть пенсионеры без пенсии и смысла жизни, смертельно больные, одинокие, мечтатели и искатели приключений. Но в основном – люди оставленные, или пытающиеся найти что-то придающее смысл и вкус жизни в путешествии. В основном они находят друг друга.
Главный злодей ни Сцилла-корпорация Amazon, ни Харибда-правительство, ни Посейдон-судьба или циклоп-непобедимый рак, нет. Главный злодей – внутренний дискомфорт и пустота, от которых все бегут. Фургоны и кочевничество – своего рода религия, к которой прибегают люди, когда не на что наедятся, когда горевать больше нет сил. Поэтому, да «Земля кочевников», естественно, говорит об экономических невзгодах и капитализме XXI-го века. Но социальное заявление – не его главная цель, а средство ввода в контекст. Это фильм о живых людях, об их страхах, и о поиске надежды, которая удивительным образом вырастет из их бедности и отчаяния. Это фильм о «блаженных нищих духом».
Преодоление боли и жизненных невзгод происходит в пути, но это путь общины, близких незнакомцев, случайных/неслучайных встреч. Это путь собраний вокруг костра, путь на Гавайи в чудесном трейлере, это путь к родным, которых нет, но для которых остаётся место «незнакомца» на общей жизненной дороге кочевников.
Максим: У фильма очень круто выходит не терять логику повествования, при этом не имея четко выраженной системы координат. Поэтому картина так ловко соединяет глобальные вопросы, обернутые в социальные заявления, и частные проблемы, позволяющие сделать общую историю живой.
Природа и дом
Денис: Для Чжао природа – ещё один персонаж, она проговаривает, исцеляет, влечёт и постепенно становится тем домом, которого нет. Именно поэтому все картины Чжао наполнены образами американского дикого пространства, которое возвращает главным героям их смыслы и силу жизни.
Ферн против идеи «дом, который не по карману», ведь она привела к одному из крупнейших финансовых кризисов в истории США. Но также это и признание того, что настоящий дом намного ближе раскрывается в путешествии, в «кочевничестве».
Подобно ласточкам и глади воды, бизонам и каменным лабиринтам, костям динозавров и их огромным статуям, небесам с прекрасными звёздами и горами, которые влекут, всё вокруг может превратиться в дом. И тот, кто научился жить в этом доме, получает свободу, освобождается от стен, заводящих в долги и лишающих человечности. Этот дом приносит радость бытия и радость встречи с иным, будь он человеком, животным, или даже камнем.
Чжао рисует картину не идиллии, но в то же время силы свободного духа, силы единства с природой и уважения к ней, и даже к некоторым человеческим творениям ставшим её ландшафтом и вплетаемом в неё. Во многом эстетика Чжао перекликается с восприятием Терренса Малика, но в отличие от Малика, камера Чжао скорее ближе к взгляду Ясудзиро Одзу с его трансцендентным взглядом в простоту и глубину повседневности.
Максим: Про Малика ты вспомнил не зря – «Земля кочевников», как мне кажется, очень хорошо дополнится режиссерским дебютом Малика, фильмом «Пустоши». Истории максимально отличаются, но захват природы и отношение к ней очень похожи.